БАЙКОНУР
«Ошеломить» — ударить по «шелому» тяжелой дубиной,
испугать нечаянностью (толковый словарь великорусского языка В. Даля).
Спартак Баталов, он же Спарта, совсем еще зеленый
выпускник авиационного института, а с 1968 года исполняющий обязанности начальника
группы космического КБ, задумчиво сидел за своим начальственным столом, тупо
уставившись в месячный план работ группы дизайна и пытаясь понять, чем грозит ему лично, а
также всему доблестному коллективу вверенных ему художников невыполнение некоторых
загадочных пунктов вроде «постоянно повышать технический и политический уровень
работников подразделения с конкретным документальным подтверждением
достижений».
Вот уже полтора года
Спарта каждый месяц мучился сначала с составлением плана, а затем с его
закрытием. На творчество времени почти не оставалось. От невеселых мыслей
отвлек чей-то требовательный стук в тяжелую, оснащенную секретными замками,
дверь.
– Дежурный, дверь открой!
– крикнул Спартак миловидной блондинке, с удовольствием вкушающей ароматный
кофе с булочкой. – Люсь, тебе говорю! Давай-давай, шевелись, вдруг начальство!
С тяжелым вздохом, девушка
выпростала себя из глубокого кресла, щелкнула дверными замками. Дверь резко
распахнулась. В дверном проеме, как в раме, застыла фигура, которая ну никак не
могла появиться в этом закутке.
Первый заместитель
Генерального конструктора – лауреат Ленинской премии, герой Соцтруда, легенда
космонавтики, которого за глаза все называли просто Михайлыч пришел сам в мастерскую, которую высокое
начальство обычно не жаловало. Был он, как всегда элегантно одет, густые с
легкой проседью волосы и седоватые усы эффектно сочетались с темным костюмом.
Вошел, строго оглядел всю спартаковскую гвардию из трех девиц и трех же особей
мужского пола, каждый из которых выжидательно сверкал очками в сторону
начальника. Хриплым голосом молвил, глядя Спартаку прямо в глаза:
– Баталов, вас ждет очень
срочная и важная работа. Информация сверхсекретная.
Новость буквально
ошеломляла. На Байконур должна прибыть делегация в составе Генсека «всенародно
любимой партии» Брежнева, Председателя правительства Косыгина, министра обороны
и, впервые в истории нашего государства, президента Франции Жоржа Помпиду. На
засекреченный полигон, где на боевом дежурстве стоят межконтинентальные баллистические
ракеты – и иностранного президента со свитой! Чума!
– Продолжаю.
За трое суток вы должны нарисовать кучу плакатов. Причем, чтобы они были на
уровне. Тогда все получат по окладу. Или даже по два!
Спартак замялся, робко
спросил:
– А сколько в куче?
Михалыч
почесал затылок, разгладил усы, и шепнул на ухо, сколько.
– Но это же невозможно! – ошеломленно
отпрянул Спартак.
Глаза
Михалыча заледенели. Помолчал. Сказал тихо, но веско:
– Всеж-таки Брежнев
будет с Косыгиным и министром обороны...
Да еще французский президент, Помпиду этот… . Короче, братцы, не
подведите, все равно ведь надо.
«Братцы» его обожали.
Трое суток работали без перерывов, практически без сна. Плакаты получились
красивыми, но одно обстоятельство несколько коробило восприимчивую к
прекрасному душу – рамы для них были настолько архаичны и безвкусны, с
какими-то шишечками и пиками по углам, что скорее напоминали могильные оградки.
На вопрос, кто придумал сию неземную красоту, указательный палец высокого
начальства многозначительно поднимался ввысь – указание сверху, из Минобороны.
Так вот, запаковали
плакаты в металлические ящики и на «Волге» Генерального на заводской аэродром.
Служебный самолет, на борту которого кроме Спартака, сопровождающего ценный
груз, уже разместилась бригада испытателей и ведущих конструкторов, во главе с
Михалычем, уже ревет двигателями. Курс – на Байконур.
Проснулся Спартак от резкого толчка – самолет
приземлился. Начало октября. Низко над плоской, как стол, поверхностью земли
несутся темные облака, налетают резкие порывы горячего ветра. Подкатывает
автобус, вывозит на магистраль. КПП из стекла и бетона. Вручают пропуска,
напоминают правила поведения в зоне пребывания, каждый пункт которых
заканчивается одинаково: «При невыполнении – лишение формы допуска и, в течение
24 часов отправка на Большую землю». Сурово. Прямая, как стрела бетонка уходит
за горизонт.
Утром следующего дня
прибывшие с любопытством побрели по жаре на рабочую площадку, где в зданиях МИК
и МИК КО (монтажно-испытательные комплексы ракет и космических объектов)
подготовлена для высоких гостей экспозиция из всех существующих образцов
ракетной и космической техники. На подходе к стартовому комплексу, огороженному
высоким забором, Спартак увидел картину, в которую разум поначалу отказался
верить. О таком он слышал только в глупых армейских анекдотах: расхристанные
солдаты неопределенной принадлежности к какому-либо роду войск, в запачканных
краской робах, старательно красили из краскопультов зеленой краской пожухлую в чахлых газонах
траву. Другие не менее усердно покрывали игривой красной эмалью бордюры этих
газонов. Венцом армейского творчества были величественные въездные ворота КПП,
выкрашенные в ядовитый ярко-зеленый цвет. Алые звезды, обрамленные «золотыми»
аляповатыми колосьями, пламенели в центре каждой створки ворот. Сами ворота
были украшены до боли знакомыми пиками и
шишечками, в точь, как на рамах плакатов. «Вот оно, стилевое единство!» –
почти радостно подумал Спарта.
Не менее грустное
зрелище ждало и в МИКах. Хаотично расставленные экспонаты – ракеты-носители,
обгорелые спускаемые аппараты космонавтов вперемежку с космическими аппаратами,
которым еще только предстояло отправиться в космос, замотанный в блестящую
теплоизоляцию лунный вездеход, которого еще никто не видел... С трудом Спарта
нашел свои родные плакаты рядом с ракетой-носителем «семерочкой» и спутниками
народно-хозяйственного назначения, чинно стоящими в ряд вдоль стеночки.
Выглядели они очень даже ничего, если бы не рамы плакатов. Ну, да Бог с ними,
здесь у всех такие. Со спокойной совестью, от души поглазев на невиданную ранее
технику, Спарта пошел в гостиницу отсыпаться, благо, уже наступал вечер.
«Шанс» –
условие, которое может обеспечить успех, удачу
(толковый
словарь русского языка Ушакова)
Проснулся он, ни
свет, ни заря, от стука в дверь. В квартире гостиницы никого, кроме Спартака
уже не было – соседи по квартире ушли на работу в ночную смену. Ничего не
понимая, распахнул дверь. На пороге стоял, щегольски одетый, моложавый симпатичный
полковник.
– Вы художник из Куйбышева от Козлова? Пять минут на
сборы, внизу ждет машина!
– Какие сборы, какая машина? Никуда без указания
начальника не поеду!
Лицо полковника мгновенно исказилось и сразу же
утратило свою привлекательность.
– Вы что, никогда в армии не служили? С вами полковник
разговаривает!
– Да чего это вы раскричались? При чем здесь армия? Ну
и что, что полковник? У меня здесь есть свой начальник, вы его знаете. Найдите
его, если он скажет, я и без вашей машины дойду, тут и идти-то всего пять
минут.
– Я вас очень прошу, – уже умоляюще молвил полковник.
– Ну не можем мы вашего шефа найти! Пойдемте, прошу вас, там вас два генерала
ждут!
«Ни фига себе, меня – и генералы? Тут точно
все какие-то ненормальные» – думал Спартак, чистя зубы.
Полковник не
обманул. Черная сверкающая генеральская «Волга» командира полигона стояла у
входа и рванула сразу же, как только они в нее загрузились. Через пару минут,
пролетев без остановки через настежь распахнутые ворота КПП мимо стоявших по
стойке смирно военных, «Волга» лихо затормозила около группы старших офицеров.
Слегка заробев от непривычного внимания, Спартак выбрался из машины и оказался
лицом к лицу перед разъяренным генерал-майором. Типичным таким генералом, как
он их представлял. И вот этот генерал, вплотную приблизив свое лицо к его лицу,
заорал басом, как сержант в американских фильмах орет на новобранца:
– Вы почему
заставляете старших офицеров и генералов ждать? Почему до сих пор не на месте?
– Извините, но я и не
должен здесь быть сейчас. У нас все давно
подготовлено, жду дальнейших указаний своего начальника.
– Вы как
разговариваете с генералом? Что, в армии не служили?
«Сговорились они что
ли? Или по–другому не умеют?» – оторопело подумал Спартак в недоумении от
такого неожиданного напора.
– Сан Саныч, ну что
ты на него кричишь, – услышал он вдруг ставший таким родным знакомый
хрипловатый голос Михалыча. – Все правильно он делает, все как положено. И
указания ему только я могу давать.
– А ты, Александр
Михайлович, уж молчал бы. Уехал отдыхать, мать твою, в Ленинск, еле нашли тебя!
Вот теперь и отдувайся! – пророкотал генерал.
Вдруг чья-то рука
мягко взяла Спарту под локоток. Лицо только что кричавшего на него
генерал-майора, неожиданно вытянулось и окаменело. Спартак медленно повернул
голову. Высокий, худощавый генерал-лейтенант пытливо смотрел ему в глаза, держа
все так же под руку. Был он очень элегантен и подтянут. Так и казалось, что
сейчас хлыстом будет похлопывать по голенищу начищенного сапога. Ах, да, он же
в ботинках!
– Александр
Александрович погорячился. Он был неправ. Но и вы его поймите. Такая
ответственность. Все-таки главы государств через три дня прибудут, а тут такой
ужас. – Генерал приостановился. Потом начал снова прохаживаться перед застывшим
строем военных, все так же держа Спартака,
который изо всех сил пытался подстроиться под его шаг, под локоток. Лица
всех офицеров, оказавшихся уже по стойке смирно, преданно смотрели на высокое
начальство
– Вот вы молоды,
модно и со вкусом одеты, значит, чувствуете гармонию и красоту. Вы ведь не
можете не согласиться, что ТАКОЕ показывать нельзя. Вот и майор говорит, что
вам ЭТО тоже не понравилось – генерал указал на неприметного майора, который,
вроде бы случайно, но неотступно следовал за Спартаком во вчерашнем вояже по площадке.
– Не смущайтесь, у него служба такая, все знать и обо всем докладывать.
– Товарищ
генерал-лейтенант, а отчего же я? Здесь вон, сколько … всяких специалистов и
поопытней меня из других фирм, – вспомнил Спарта виденных накануне высокомерных
дизайнеров из Подлипок, Реутово, Днепропетровска и Красноярска.
– Так вот оттого, что
поопытнее, они как узнали, что все надо за три дня переделать заново, так
попрыгали в свои самолеты, только их и видели. Один только ваш начальник,
уважаемый Александр Михайлович, слава Богу, не успел вас домой отправить. Видно
занят был другими делами, не уследил, – лукаво посмотрел генерал на
зардевшегося моего шефа.
– Нет худа без добра.
А генерал-майор, мой заместитель, расшумелся тут без причины.
Только сейчас до
Спартака дошло, что с ним беседует сам начальник Главного управления
космических средств (ГУКОСа), о котором знал только понаслышке.
– Так что на вас
сейчас вся надежда. Ну что, не подведете? У вас такой шанс, какой в жизни точно
не скоро предвидится. Любое ваше указание, вот этими вот полковниками, – он
махнул рукой в сторону вытянувшихся во фрунт офицеров – будут исполнены
немедленно.
– Ну а если что-то
пойдет не так, то и спрос будет строгий, правда уже с Дмитрия Ильича Козлова.
Спарта начал бледнеть
и чуть не упал в обморок. «Ё-моё, попал, как кур в ощип!» – обреченно подумал
он, с тоской оглядываясь на своего шефа. – «Это, считай, полный кирдык! На
чем-нибудь проколюсь точно, а Ильич ошибки не простит».
– Не смущайтесь, не боги горшки обжигают,
все будет хорошо. Тем более, вся необходимая помощь вам будет обеспечена, –
будто прочитал мысли Спартака генерал. –
Если что-нибудь надо будет срочно доставить с Большой земли – дежурный самолет
в вашем распоряжении, все три дня он будет в состоянии готовности.
Назвался груздем
– полезай в кузов
На том и расстались.
С рвением взялся Спартак за дело. Кричавший на него генерал был вспыльчив, но,
как оказалось, отходчив. Как ни в чем ни бывало он, словно радушный хозяин,
повел художника по уже виданной ранее выставке. За ними на почтительном
отдалении следовала свита с блокнотами. Теперь он уже исполнял роль гида и
рассказывал, где и чье изделие стоит или лежит. А посмотреть было на что. У
самого входа за распахнутыми воротами МИКа на транспортировщике возлежала в ложементах
здоровенная белая ракета с цилиндрическими боковыми блоками. Ее длинное тело
терялось в полумраке МИКа, а в диаметре она была с трехэтажный дом. Была она
сработана грубо, но прочно. «Челомеевский носитель», – догадался Спартак.
Вспомнил, что работает она на
исключительно токсичных компонентах и выводит на стационарные орбиты
связные спутники. За ней совершенно потерялась гордость советского
ракетостроения, родная «семерочка», которая и была прототипом всех «Востоков» и
«Союзов». Отличалась она от белого великана так же, как стройная газель
отличается от слона или носорога. Сработанная необыкновенно изящно, элегантно и качественно, она поражала своей
красотой: юбки ступеней сверкали полированной титановой отделкой, блестящие
сопла двигателей закрыты ярко-красными заглушками, ступени соединены ажурными
переходниками... А теперь скромно прячется за этим белым монстром.
– Ну вот, Александр
Александрович и первый ляп. Это ничего, товарищ генерал, что я по
имени-отчеству? Жоржу Помпиду будут показывать старт нашей ракеты с как бы
народно-хозяйственным спутником «Бион» на борту (на самом деле выводиться на
орбиту должен был спутник фоторазведки), а у входа развалилась эта … ракета, за
которой ничего больше и не видно. Её просто необходимо затолкать в самый конец
МИКа, там она даже эффектнее будет выглядеть – будет светлым фоном для всего
остального, а здесь установить нашу «семерочку».
– Записали? –
обернулся генерал к сопровождающим офицерам.
– Товарищ
генерал-майор, это невозможно! Придется все объекты растаскивать. А некоторые
по регламенту нельзя трогать! – заломил руки один из полковников, видимо,
чей-то военпред.
Генерал начал
багроветь.
– Сделаем, товарищ
генерал-майор! – угодливо опередил генерала другой полковник, с ненавистью
сверкнув глазами в сторону Спартака.
Спарта взбодрился,
закусил удила. «А, была ни была! Однова живем! Или грудь в крестах, или голова
в кустах!». Правда, перспектива с кустами и головой была как-то больше похожа
на правду. Вздохнул поглубже и выпалил на одном дыхании:
– А еще надо
переставить все объекты, как я покажу, перекрасить ворота и бордюры...Нет,
ворота надо сделать новые, я нарисую какие. Траву разложить дерновую. Самолет
же есть? И еще хорошо бы живые цветы привезти в горшках, чтобы пересадить можно
было. Ну и, конечно же, рамы у плакатов заменить на простые, серебристого
цвета. И ковровые дорожки проложить в проходах, только зеленые, а не красные.
Да, и еще, на табличке у спускаемого аппарата написано, что в нем летала в
космос Валентина Терешкова, а санузел, извините, АСУ «Фиалка», мужской
модификации, ну с приемной воронкой. Поэтому табличку надо заменить – быстро
проговорил он на одном выдохе и зажмурился. Повисла нехорошая тишина. Спарта
осторожно приоткрыл один глаз. Полковники в оцепенении, вцепившись друг в
друга, не сводили глаз с генерала.
– Ну, ты, художник,
даешь! Ты сам-то хоть понял, что работу всем на месяц придумал?
– Ну, извините, не
хотите, можете и не делать. Хотя без этого все остальное без толку будет, –
обиделся Спартак и покосился в сторону своего начальника.
Тот стоял, как ни в
чем ни бывало в сторонке, поглаживая усы. Потом веско сказал:
– Сан Саныч, да мы
раньше за трое суток и не такое делали! Вызови экспедицию из Подлипок, она
здесь, рядом. Там очень толковый начальник-грузин. Он враз ваших лодырей бегать
заставит, а о своих и говорить нечего.
Потом лукаво
добавил:
– Да и командир твой
будет доволен!
– Всё слышали?
Испол-нять!
Когда все
определилось, все стали двигаться свободнее, но после приказа генерала тут
началось такое... Это надо было видеть. Множество людей, как муравьи, буквально
на руках растаскивали по углам дорогущую технику, которую и двигать-то было
нельзя. С надеждой посматривали на Спартака: «Может не надо?». Но он, войдя в
роль, был непреклонен и, ничтоже
сумняшеся, показывал, что и где надо
устанавливать. От вседозволенности и безграничной власти уже начал ловить кайф,
пока вдруг чья-то грубая рука, как оказалось, человека в белом халате из чужой
бригады, не придавила его в укромном уголке.
– Если хоть пальцем
тронут вон тот агрегат, – прошипел он, кивнув на лунный вездеход, упакованный в
теплоизоляцию, из которой торчали одни ажурные колеса, – я тебя урою лично!
– Да ладно, он и так
хорошо стоит! Чего его трогать-то? Эй,
мужики! А ну, отойдите от этой хреновины, и не трогайте! Правильно я
говорю? – заглянул Спартак снизу вверх в
глаза обидчику.
– Правильно.
Хватка железной
десницы ослабла. Спартак дернул шеей, поправил ворот рубашки.
– И нечего тут руки
распускать! Тоже мне! – расхрабрился он
и, расправив плечи, пошел прочь. Краем
глаза увидел, как неотступно следующий за ним майор снял руку с кобуры. Круто. После этого случая Спарта стал
внимательнее и без особой нужды ничего не трогал.
Солнце еще не успело
спрятаться за горизонт, как Спартак вдруг увидел, что по направлению к
стартовому комплексу пылит длинная вереница грузовиков. Во главе колонны гордо
катил зеленый УАЗик-санитарка, с торчащими во все стороны пупырчатыми
армейскими антеннами. Перед КПП колонна остановилась, из головной машины
выкатился какой-то круглый человечек и на непостижимой скорости помчался прямо
в их сторону. На всякий случай Спартак, наученный горьким опытом, спрятался за
спину того самого вездесущего майора. Бешено вращая выпуклыми черными глазами,
человечек, оказавшийся при ближайшем рассмотрении вполне крупным грузином с
черными усами, подлетел к ним, резко осадил. Внимательно посмотрел на Спартака.
– Ты Спартак?
– Я Спартак...
Валентинович.
– Ай, вах, батоно!
Думал, ты грузин. Но ничего. Говори быстро, что надо делать!
Спарта обстоятельно
рассказал свой план задуманного, начал по одному показывать эскизы и рисунки.
Не успел оглянуться, как эти выстраданные листочки были мгновенно рассеяны
среди его многочисленных помощников. Через несколько минут, буквально на глазах
Спарты из грузовиков были извлечены какие-то механизмы, трубы, листы алюминия и
листового железа, а люди в спецовках уже растаскивали все это по территории,
другие так же споро раскатывали катушки кабеля. С ревом заработали
дизель-генераторы. Еще через пять минут взвыли пилы для резки металла,
вспыхнули мощные прожекторы, сполохи сварочных аппаратов начали выхватывать из
темноты бесшумно проносящиеся тени людей с поклажей на плечах. Спарта
зачарованно уставился на это фантасмагорическое действо. А грузин, только что
бегавший в хвосте колонны, уже размахивал руками перед каким-то сварщиком рядом
с ними.
– Эй! Что ты
такое сварил, а? На это же смотреть без слез нельзя! – кричал он, отчаянно
жестикулируя. – Срочно переделай!
Через несколько
секунд он уже махал руками в другом конце МИКа.
«Экспедиция из
Подлипок уже в деле», – понял Спартак. И враз успокоился. Теперь было абсолютно
ясно, что если бы работы было бы в два раза больше, эти люди все равно бы
успели все вовремя.
Увидеть — и
умереть...
Надо отметить, что с
майором КГБ, который везде неотступно сопровождал его, Спартак
познакомился поближе. Он оказался милейшим человеком, даром, что,
выполняя инструкции, мог запросто завалить и Спарту при необходимости. Но в
момент их знакомства, усугубленного на тот момент почти неограниченными
возможностями художника в части обеспечения комфорта в общении, он, уже в
номере гостиницы, размахивая огурцом, растрогался настолько, что, вспомнив,
сколько раз за 15-ти летнюю безупречную службу «в этой дыре» начальство
прокатывало его с переводом в центральную Россию, положенным по уставу, в
нарушение всех и всяческих инструкций пообещал обеспечить Спартаку показ вживую
как гостей-небожителей, так и старт ракет (а их на всякий случай должны были
запустить две с небольшим интервалом, причем одну, баллистическую без
боеголовки, из шахты) с минимального расстояния. Удивительно то, что даже, уже
будучи трезвым, на следующее утро, он выполнил свое обещание в точности, как
обещал, и вполне профессионально. «И еще, я никогда не пьянею!» – вспомнил Спарта
крылатую фразу актера Буркова из кинофильма «С легким паром». Это точно про его
нового знакомого.
Ранним утром в день
приезда делегации майор был уже у Спартака в номере. «Сожителей» опять не было
– их загодя отправили куда-то от греха подальше. Четко и подробно несколько раз
он повторил, что Спартак должен делать.
– Слушай внимательно.
Ошибка чревата серьезными, я бы сказал, летальными последствиями.
Спарта слегка
заерзал на стуле.
– А может не надо? Что я их по телевизору не
увижу больше, что ли?
– По телевизору
увидишь, живьем – едва ли. Кроме того, откажешься – старта ракеты так близко,
как я обещал, не увидишь ни-ког-да. Усек? Никогда в жизни. А это надо видеть!
Кроме того, я рискую не меньше твоего, но дал слово, а слово офицера надо
держать. – Задумался.
– Правда, жена этого не поймет, ну и
хрен с ней.
Последний аргумент
был решающим. Спартак обреченно стал слушать дальше.
– Продолжаю. Офицеры охраны одеты
по-разному. Одни в костюмах, другие в плащах. Больше опасаться надо тех, кто в
плащах. Они вооружены автоматами. Правда, и те, что в костюмах, пистолетами
владеют в совершенстве. Если начнут стрелять, шансы выжить нулевые.
Спарта что-то совсем
загрустил. Представил себя простреленным сначала из автомата, потом – из
пистолета. Особой разницы не усмотрел. Но отступать было уже некуда. Да как-то
и не верилось, что ни за что, ни про что
будут сразу убивать.
– Далее.
Непосредственно перед началом доклада членам правительства, я тебя запускаю в
паттерны, в центральный переход.
Здесь надо
сделать пояснения. Паттерны – это подземные технологические переходы прямо под
полом здания, в нашем случае под полом МИКа КО. Эти переходы служат для
прокладки кабелей и сверху перекрыты чугунными плитами. Если смотреть на них
сверху, то они имеют форму прямоугольника, ровно посередине которого две
длинные стороны соединяются центральным переходом. Одной короткой стороной
паттерны выходят прямо в зал МИКа, и в этой части они сверху открыты для
доступа к испытательному стапелю. Вот оттуда у Спартака и была теоретическая
возможность посмотреть на членов правительства и Помпиду. Если успеет и его не
поймают, или хуже того, не застрелят, как приказано.
– Имей в виду, на
территории полигона введен режим усиления, поэтому службе охраны дан приказ
стрелять на поражение. В паттернах будет два человека, каждый в дальнем углу по
диагонали друг от друга, чтобы просматривать весь периметр. Не в плащах. Без КРАЙНЕЙ необходимости
покидать свои посты они не имеют права, применять оружие – тоже. Ты должен
АБСОЛЮТНО БЕСШУМНО по среднему переходу прокрасться к стапелю, подняться до
уровня пола, голову высовывать минимально, хотя там в тебя сверху стрелять не
будут, но по рации тем, что в паттернах, передать могут. Посмотрел, и так же
тихо идешь обратно. На выходе я тебя жду. Последние метров двадцать не крадись,
а беги что есть сил, они уже не успеют. Не забудь про обувь, резиновые кеды или
теннисные тапочки.
Обреченно выслушав
наставления, и повторив их два раза, Спартак понуро поплелся вслед за майором
на выход, кляня себя за то, что согласился на эту авантюру. Ни кед, ни
теннисных тапочек у него, естественно, не было. Для последнего осмотра
экспозиции выехали на генеральской машине командира полигона, которую за
Спартаком прислали за неимением других, также эвакуированных. Прошел всю выставку.
Все было хорошо – алюминиевые рамы плакатов выглядели строго и элегантно,
мягкие дорожки ласкали взор салатным цветом, объекты экспозиции радовали глаз
гармонией и порядком. Покидая стартовый стол, почувствовал чей-то напряженный
взгляд. Покрутил головой... и опешил. В одной из вентиляционных будок, не более
метра в сечении, возвышавшихся над перекрытием бункера, как в амбразуре, он
увидел окаменевшее лицо Михалыча. В общем-то, и лицом эту маску трудно было
назвать – выделялись топорщившиеся усы и остекленевшие неподвижные глаза. (Он потом рассказывал, что из-за
тесноты он не мог сделать глубокого вдоха, но желание близко увидеть
небожителей было так велико, что в тридцатиградусную жару он вынес и эту
пытку). Как он там поместился – уму непостижимо! Но то, что он не представляет
опасности для ВИП-персон, не вызывало сомнений. Едва ли он мог пошевелить хотя
бы пальцами рук. Вместе с майором спустились к выходу, пошли мимо входа в МИК в
сторону КПП. Краем глаза Спартак успел заметить, что у входа в МИК стоит, урча
мотором, командирская черная «Волга». Резкий толчок майора отбросил Спарту в
сторону входа. Отступать было некуда. На «кошачьих лапах» стал красться в
сторону стапеля. Уже был слышен четкий и громкий доклад членам правительства.
Значит, в графике. Беспрепятственно добрался до стапеля, осторожно стал
поднимать голову. Вот они! Брежнев неожиданно небольшого роста, вертит головой,
улыбается. Косыгин чуть выше Брежнева, насуплен, строг. Министр обороны,
возвышаясь над всеми, высокомерно выслушивает доклад, чем-то недоволен. Поразил
президент Франции – серое землистого цвета лицо с выражением то ли муки, то ли
усталости, не оставляло сомнения, что он тяжело болен и ему не до этих докладов
и показов. Слегка разочарованный, начал пробираться обратно. Поздно! Видимо
сверху был замечен наблюдателем. Раздался топот, гулко раздающийся в подземном
бетонном переходе. Мелькнула мысль: «Разве можно так топать? Ведь наверху
услышат». Изо всех сил рванул к выходу. Увидел, как человек в сером костюме с
пистолетом в вытянутой руке вылетает из-за поворота, его заносит, он врезается
в стену. Пригнув голову, ожидая выстрел, пулей понесся к выходу, где как в беге
с эстафетой, в низком старте нетерпеливо стоит майор. Добежал! Рывок крепкой
руки буквально выдергивает Спарту через несколько ступенек на поверхность, к
открытой дверце черной «Волги». Машина устремляется к выходу. Успел увидеть
растерянное лицо серого человека, что-то быстро говорящего в переговорное
устройство. Поздно! Мимо стоящих по стойке смирно, отдающих честь машине
командира, офицеров, «Волга» вырывается через элегантные серые ворота КПП, мимо
благоухающих цветников, огороженных белым бордюром, на бетонку, стрелой
уходящую до самого горизонта.
Проехали меньше
километра. Остановились. Вышли из машины. Вокруг расстилается ровная, как стол
пустыня. Совсем недалеко, рукой подать, высится стартовый стол, на нем в
объятиях захватов стартовой мачты в свете уже заходящего солнца курится
испаряющимся окислителем величественная ракета. Тихо, только какие-то пичуги
посвистывают в звенящей тишине. От красоты и восторга защемило сердце. Майор
закурил, посмотрел на часы. Неожиданно схватил Спарту за руку, рывком развернул
его в другую сторону. И тут он увидел! Совсем недалеко из земли прямо в небо
забили под углом друг к другу мощные струи серого, подсвеченного снизу
багровыми отблесками, дыма. Будто гигантский кит пробудился посреди пустыни.
Через несколько секунд донесся грохот двигателей. Затем прямо между струями
стала величаво подниматься темная ракета. Она неторопливо все поднималась и
поднималась из-под земли, и, казалось, ей не будет конца. Но вдруг неожиданно
струи дыма опали и над землей появились дюзы двигателей. Грохот стал
нестерпимым. Ракета, казалось, зависла на мгновение, затем с бешеным ускорением
рванула ввысь и через считанные мгновения исчезла из вида. Спартак ошеломленно
молчал. Зрелище было непередаваемым. С восторгом он обернулся к майору. Тот стоял, широко расставив ноги и, как
мальчишка, широко улыбался.
– Старт из шахты! –
зачем-то прокричал майор, – Через минуту старт нашей, – он указал рукой на
стартовый стол, где от ракеты вдруг неожиданно стала отходить мачта
обслуживания. И в этот миг началось то, что сразу же затмило только что
пережитое. Сначала включились стартовые двигатели. Ракета вместе со стартовым
комплексом полностью окуталась клубами дыма, раздался грохот ревущих
двигателей. Ракета оставалась на месте, а грохот все нарастал, и вскоре стал
просто нестерпимым. Спартак обернулся к майору. Тот стоял, заложив руки за
спину, запрокинутое лицо светилось восторгом и было совершенно отрешено. И
тогда Спарта понял, почему майор был убежден, что ради этого зрелища можно было
рискнуть всем, в том числе и жизнью, а не только погонами.
Но вот резко
отвалилась кабель-мачта. К ужасающему грохоту прибавились низкие пульсирующие
частоты, сразу же скрутившие желудок. Один непрекращающийся взрыв, на который
наложились эти уже даже и не звуки: бу-бу-бу-бу... казалось, резонировали с
внутренностями и вызывали первобытный ужас, нестерпимое желание спрятаться
куда-нибудь. Затем ракета, словно нехотя, стала подниматься, слегка
покачиваясь. Казалось, что она ищет точку опоры, чтобы устремиться ввысь.
Наконец, как бы обретя равновесие, она стала набирать скорость. Грохот все
нарастал, хотя казалось, что это уже невозможно. Они находились так близко, что
было ощущение, будто ракета нависает над ними своим громадным корпусом, еще
немного, и она опрокинется прямо на них. Приходилось запрокидывать голову,
чтобы видеть все это великолепие целиком. Но вот ракета стала уходить
вертикально вверх. Гигантский факел бушующего белого пламени, ревя, уносил
ракету все выше, пока не превратился в яркую точку на фоне темнеющего неба.
Затем, вырвавшись за линию терминатора, ракета вновь вспыхнула в лучах
заходящего солнца, и превратилась в сияющий крест.
– Боковушки первой ступени отстрелились,
– опять прокричал майор, хотя Спарта и сам это уже понял.
После нестерпимого грохота заложило уши,
навалилась первобытная тишина. Глаза майора сияли от восторга. Спарта не
удержался и от переполнивших его чувств обнял майора, затем, засмущавшись,
резко отпрянул.
– Да ладно, Спартак, – впервые назвал он
его по имени, – что я не понимаю, что ли? Сам каждый раз готов все отдать,
чтобы это увидеть. Да и в этот раз я, может, больше для себя старался.
Больше Спартак этого майора не видел
никогда.
Много шума из
ничего («вулкан» латин.vulcanus – огонь, пламя)
После успешно
завершенной операции все участники, не сговариваясь, стали подтягиваться к
нашей трехкомнатной гостиничной квартире. Спартак хотел скромно отметить свой
день рожденья, совпавший с датой пусков, с соседями по номеру, но весть о
торжестве мгновенно разлетелась по гостинице и к их двери потянулись люди с
кульками и свертками. С особым восторгом было встречено материально ответственное
лицо с баклажкой спирта, который немедленно в целях конспирации был перелит в
два граненых графина. Приехал даже сам Михалыч, живший в генеральском люксе в
Ленинске. Со словами: «Я слышал, сегодня у кого-то здесь день рожденья!» – он
торжественно водрузил на спешно накрытый стол коробку с тортом и бутылку вина для непьющего виновника торжества. После
первой рюмки, сопроводившейся тостом в честь именинника, Александр Михайлович
слегка расслабился, откинулся на спинку дивана, разгладил усы.
– Ну, давайте еще по
одной, и пора отдыхать, а то именинник уже устал, – посмотрел шеф значительно в
сторону Спарты.
Михалыч решительно
поднялся и твердой походкой пошел на выход. Через минуту мотор служебной
«Волги» заурчал и скоро затих вдали. Народ оживился, все ж-таки, высокое
начальство немного напрягало. Снова задвигали тарелками, стали резать колбасу,
огурчики, помидоры. Из холодильника достали охлажденный графин со спиртом,
стали разливать.
– Тишина! Тост за
именинника говорить буду! – Поднял граненый стакан ведущий конструктор «Биона»
Юра-моряк, которого друзья так называли, помня о его службе на флоте, и о
которой он при случае рассказывал разные курьезные случаи. На «моряка» Юра не
обижался. Обладал он брутальной внешностью – грудь колесом, гордо откинутая назад
кудрявая голова, презрительно выпяченная нижняя губа.
– Так, вот, Спартак,
хочу сказать, что лучший подарок тебе –
удачный двойной старт именно в твой день рождения, на который прибыли такие
высокие гости, – дорогой и любимый наш Леонид Ильич, премьер Косыгин, и даже
президент Франции Помпиду. При этом должен заметить, что хоть все смотрели
запуск моего «Биона», а он целехонький стоит себе под чехлом в МИКе, и в ус не
дует. За тебя! За удачные старты, в том числе и твой лично! Не облажался,
молодец! Теперь тебя здесь вояки надолго запомнили, береги себя!
Все дружно чокнулись,
выпили, зазвенели вилками и тарелками. «Моряк» Юра отошел к открытому окну
покурить, вынул сигарету и вдруг замер с открытым ртом.
– Полундра!
– вдруг заорал он дурным голосом, – патруль!
Роняя стулья, все
ринулись к окнам. По направлению к нашей гостинице вдалеке пылил УАЗик военного
патруля. Спартак мгновенно протрезвел. Если застукают – конец едва начавшейся
карьере и вообще всему трындец, вспомнил он концовку всех запрещающих пунктов
инструкции по пребыванию здесь, а именно про эвакуацию в 24 часа с лишением
формы допуска. Но зато он понял, что такое настоящий ведущий. В наступившей
тишине зазвучали резкие и четкие команды Юры-моряка:
– Всем –
внимание на меня! В стаканы – компот, спирт – в раковину!
– Раковина давно
засорилась!
– Спокойно! Быстро,
спирт – в гальюн и смыть!
Последняя команда
повисла в воздухе. Нашего «завхоза» уже и след простыл. Схватив оба графина
спирта, он в это время был на лестничной площадке и уже булькал им в
мусоропровод.
– Вылили? Во всех
стаканах компот? Не компот? Хрен с ним, пусть чай, главное, чтоб не пахло.
– Так от нас разит!
– К делу не
пришьешь, может у тебя сахарный диабет? Главное, чтоб вещдоков не было! Всё!
Все разобрались, вы двое – за шахматы, вы – за книги, остальные курить на
лестницу! Слава Богу, Михалыч уехал.
Внизу уже грохотали
сапоги автоматчиков.
– Здорово, боги
войны! Зачем пожаловали? – Юра-моряк, вальяжно облокотившись на подоконник
открытого окна лестничной площадки, смачно и со вкусом курил. Запыхавшиеся
солдаты, кто согнувшись, кто опираясь на автомат, тяжело дыша, ждали старшего,
который, не торопясь, поднимался по лестнице. Пот с них лил градом. Вот
показался и офицер. Преисполненный важности к порученной ему миссии – проучить
зарвавшихся гражданских, чтоб на всю жизнь запомнили, что безнаказанно
измываться над военными не положено, отдал честь:
– Прошу всем предъявить документы и показать
помещения!
– Ты чего,
сухопутная крыса, перегрелся? Тебе, салага, кто такое право дал? Ты только у
военных можешь что-то требовать. У тебя предписание на обыск есть? – наехал
Юра-моряк на опешившего старлея.
– А, в общем, нам
скрывать нечего, заходите – вдруг великодушно разрешил Юра и распахнул дверь.
Обернулся и лихим щелчком отправил окурок в распахнутый зёв мусоропровода.
То, что произошло
потом, все вспоминают по-разному, но в главном были единодушны. А произошло вот
что. На улице стояла дикая жара. Вылитый в мусоропровод чистый спирт, а это
шесть литров легковоспламеняющейся жидкости, мгновенно испарился. И вот когда
ничего не подозревающий Юра метким броском послал непотушенный окурок в
мусоропровод, пары спирта мгновенно воспламенились. Ахнуло так, будто включился
маршевый двигатель ракеты. С каким-то воем, переходящим в дикий рев, столб
пламени, увлекая за собой весь накопившийся мусор, рванул в небо...
А в это время на
соседней площадке обиженные отцы-командиры со злорадством и интересом в мощные бинокли наблюдали за тем,
как командированных из Куйбышева будут конвоировать патрульные, направленные к
ним с определенными намерениями. Никто ведь не сомневался, с какой целью там
все собрались в полном составе. Когда же над зданием гостиницы взметнулся
десятиметровый столб пламени, наблюдатели, видимо, подумали, что нарушители
режима решили не сдаваться, и каким-то
образом подорвали и себя, и патрульных. По направлению к гостинице, воя сиренами, рванули пожарные
машины. Когда они были на месте, взору пожарных предстала необычная картина. Вокруг здания гостиницы на
десятки метров был разбросан бытовой мусор. Никаких следов пожара или пламени.
Один здоровяк с подпаленными кудрями и диким взором все повторял: «Ни хрена,
себе, погуляли, салаги сухопутные!», и время от времени тряс испачканной сажей
головой. Группа перепуганных гражданских сидела в служебной квартире за
накрытым столом, причем все трясущимися руками стискивали стаканы с чаем,
иногда из них прихлебывая. Еще двое сидели над шахматной доской и беззвучно
открывали рты, явно слегка контуженные. Старшего лейтенанта с повязкой «патруль»
на рукаве четверо солдат пытались оторвать от пола рядом с мусоропроводом, а
тот, бормоча «вспышка справа, ложись», не хотел подниматься.
В общем, погуляли на
славу.
Следует отметить, что
ко всеобщему удивлению это происшествие осталось для всех участников без каких-либо последствий. Взрыв
в мусоропроводе отнесли к неудачно сложившейся совокупности объективных
факторов, приведшим к самопроизвольному возгоранию бытовых отходов. На офицера
патруля – старшего наряда, было наложено взыскание за превышение должностных
полномочий и нарушение устава. Кроме того, вышел приказ по гарнизону,
запрещающий бросать окурки в мусоропровод. Никто из гражданских наказан не был.
Вмешались ли небесные, или иные силы до сих пор никому неведомо.
Прибыв в Куйбышев,
Спарта узнал, что по предприятию через секретариат пронесся слух о звонке из
Москвы самого начальника ГУКОСа, который, якобы, сказал Дмитрию Ильичу, что «из
всех штатских себя достойно проявил лишь молодой художник, которого не мешало
бы поощрить», и многие хитро и многозначительно спрашивали Спарту, о ком
же это могла идти речь.
А через неделю
приказом Генерального конструктора он был утвержден в должности начальника
группы художественного конструирования и стал самым молодым начальником группы
в организации.
|
